ORIGINAL LIFE | с новым 2010 годом=]

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



1067 год.

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

1067 год. В столице графа Христиана пропадают собаки породы Бедлингтон-терьер.

Вы боитесь темноты? Тогда вам не придется по вкусу замок графа Христиана. Стены, каменные и чёрные. От них веяло холодом, загадкой и лёгким запахом плесени, что объясняло наличие странной грязно-зеленой растительности в углах. Редкие кадки с Пестролистными монстерами должны были украшать столь угрюмое место, однако вряд ли садовник знал о том, что и комнатные цветы нужно поливать.

В золотых рамах с искусной резьбой и драгоценными камнями красовались строгие лица графов и графинь, которые, отжив своё время, напоминали о себе с бардовых холстов.

Люстры из горного хрусталя свисали с высоких потолков прозрачными капельками и не приносили никакой пользы замку, а лишь пылились.

Прерывая всю эту прекрасную тишину, в которой иногда что-то похлюпывало, по тёмному прямому коридору шёл пес. Граф – Гордон, чёрный Бостон-терьер, выглядел весьма озабоченным. Ядовито-зеленые глаза отражали одновременно и пустоту и темную глубину мысли, которая сидела у него в голове. Мысль, новость.

Он шёл, растягивая шаги и ведя ушами, словно двумя маленькими локаторами, тревожно вглядывался в глубь коридора, будто боялся встретиться с невиданной опасностью. Тут, из-за угла выскочила высокая, пятнистая "невиданная опасность". Она пролетела мимо его носа, словно некая бестия. Заметив графа боковым зрением, "опасность" резко затормозила так, что раздался режущий ухо лязг когтей по гладкому паркету, повернулась к графу и поклонилась, касаясь пола своей пятнистой грудью.

- Ох, прошу прощения, граф… - неловко пролепетал далматин, уткнувшись взглядом в пол.

- Оставь это извинение на обед.  – Оборвал его Гордон, шмыгнул носом, и хотел, было двинуться дальше, но передумал, и, искоса взглянув на далматинца, спросил его, понизив голос:

- Макс, ты не замечал ничего странного в последнее время?

- Да, кухарка Робинс действительно стала мыть хуже наши миски.

- Я не про то… - скривился граф. – Хотя и это тоже… - добавил он уже более задумчиво. – Но всё же не то, что я имел в виду.

- Что же вы имели в виду, Ваша светлость?

- Что-то странное происходит не в замке, а во всей столице. Ты не заметил?

- Увольте, граф. Меня уже неделю как не выпускают на улицу из-за двух загрызенных уток. Я не могу ничего знать.

- Г-мм... – протянул терьер, вглядываясь в лукавые глаза Макса, и решая, если просветить его в эту новость, или нет. Он уже занес переднюю лапу, дабы продолжить свой путь, но тут же передумал и снова взглянул на Макса. Тот увлеченно разглядывал свой нос.

- Это очень странно: в нашей столице начали пропадать собаки породы Бедлингтон-терьер.

Макс устремил взор на графа, который нервно переступал с лапы на лапу, и снова начал разглядывать свой нос.

- В этом нет ничего странного, Ваше превосходительство. У этих собак шикарная шерсть! А приближается зима, людям нужны рукавицы и шапки.

- Великолепный юмор, Макс. Однако, дело действительно серьезное. Подумай только, на каждом крыльце у дома, где украли собак, похитители оставляют золотые кольца!

- Компенсация. – Просто ответил Макс. – Что вы собираетесь делать в связи с такими обстоятельствами, граф?

- Сейчас главное – держать язык за зубами. А там, поди, посмотри, и само всё рассосется.

- Но, Ваша просветленность, Ваш разум слегка затуманен. У всех мне известных Бедлингтонов бедные хозяева. Они не смогут уговорить графа начать поиски украденных питомцев.

- Но ведь граф отыскивал собак, которые пропадали у жильцов замка!

- Увольте, граф. У нас-то тут хозяева какой-нибудь болонки в серебряном бантике со вставленными туда камнями из короны английской королевы, увидят, что их любимую собачку украли, всю столицу на уши поднимут. От мала, до велика! Так что ищи, не хочу. А тому, кто найдет, вознаграждение – 50 золотых! А болоночка всего-то под заборчиком застряла, и серебряный бантик помяла.

- Макс, тебя не заинтриговала эта новость? – встревоженным голосом спросил Гордон, каким спрашивают больного о его здоровье.

- Не-а. – Макс занялся рассмотрением носа графа. Почувствовав усиленный интерес к своему носу, Гордон поспешил оскалиться в подобии улыбки и увести свой нос подальше.

- Смотри у меня. – Крикнул он, когда скрывался за поворотом.

- Будьте спокойны, Ваше величество. Я буду нем как рыба. – Макс криво ухмыльнулся, и его всегда тусклые болотные глаза сверкнули, став яркими и лаймовыми. – Нем, как рыба. – Повторил он, и бросился бежать к дверям, выходившими на улицу.

0

2

1067 год. В столице графа Христиана пропадают собаки породы Бедлингтон-терьер.
Вы боитесь темноты? Тогда вам не придется по вкусу замок графа Христиана. Стены, каменные и чёрные. От них веяло холодом, загадкой и лёгким запахом плесени, что объясняло наличие странной грязно-зеленой растительности в углах. Редкие кадки с Пестролистными монстерами должны были украшать столь угрюмое место, однако вряд ли садовник знал о том, что и комнатные цветы нужно поливать.
В золотых рамах с искусной резьбой и драгоценными камнями красовались строгие лица графов и графинь, которые, отжив своё время, напоминали о себе с бардовых холстов.
Люстры из горного хрусталя свисали с высоких потолков прозрачными капельками и не приносили никакой пользы замку, а лишь пылились.
Прерывая всю эту прекрасную тишину, в которой иногда что-то похлюпывало, по тёмному прямому коридору шёл пес. Граф – Гордон, чёрный Бостон-терьер, выглядел весьма озабоченным. Ядовито-зеленые глаза отражали одновременно и пустоту и темную глубину мысли, которая сидела у него в голове. Мысль, новость.
Он шёл, растягивая шаги и ведя ушами, словно двумя маленькими локаторами, тревожно вглядывался в глубь коридора, будто боялся встретиться с невиданной опасностью. Тут, из-за угла выскочила высокая, пятнистая "невиданная опасность". Она пролетела мимо его носа, словно некая бестия. Заметив графа боковым зрением, "опасность" резко затормозила так, что раздался режущий ухо лязг когтей по гладкому паркету, повернулась к графу и поклонилась, касаясь пола своей пятнистой грудью.
- Ох, прошу прощения, граф… - неловко пролепетал далматин, уткнувшись взглядом в пол.
- Оставь это извинение на обед.  – Оборвал его Гордон, шмыгнул носом, и хотел, было двинуться дальше, но передумал, и, искоса взглянув на далматинца, спросил его, понизив голос:
- Макс, ты не замечал ничего странного в последнее время?
- Да, кухарка Робинс действительно стала мыть хуже наши миски.
- Я не про то… - скривился граф. – Хотя и это тоже… - добавил он уже более задумчиво. – Но всё же не то, что я имел в виду.
- Что же вы имели в виду, Ваша светлость?
- Что-то странное происходит не в замке, а во всей столице. Ты не заметил?
- Увольте, граф. Меня уже неделю как не выпускают на улицу из-за двух загрызенных уток. Я не могу ничего знать.
- Г-мм... – протянул терьер, вглядываясь в лукавые глаза Макса, и решая, если просветить его в эту новость, или нет. Он уже занес переднюю лапу, дабы продолжить свой путь, но тут же передумал и снова взглянул на Макса. Тот увлеченно разглядывал свой нос.
- Это очень странно: в нашей столице начали пропадать собаки породы Бедлингтон-терьер.
Макс устремил взор на графа, который нервно переступал с лапы на лапу, и снова начал разглядывать свой нос.
- В этом нет ничего странного, Ваше превосходительство. У этих собак шикарная шерсть! А приближается зима, людям нужны рукавицы и шапки.
- Великолепный юмор, Макс. Однако, дело действительно серьезное. Подумай только, на каждом крыльце у дома, где украли собак, похитители оставляют золотые кольца!
- Компенсация. – Просто ответил Макс. – Что вы собираетесь делать в связи с такими обстоятельствами, граф?
- Сейчас главное – держать язык за зубами. А там, поди, посмотри, и само всё рассосется.
- Но, Ваша просветленность, Ваш разум слегка затуманен. У всех мне известных Бедлингтонов бедные хозяева. Они не смогут уговорить графа начать поиски украденных питомцев.
- Но ведь граф отыскивал собак, которые пропадали у жильцов замка!
- Увольте, граф. У нас-то тут хозяева какой-нибудь болонки в серебряном бантике со вставленными туда камнями из короны английской королевы, увидят, что их любимую собачку украли, всю столицу на уши поднимут. От мала, до велика! Так что ищи, не хочу. А тому, кто найдет, вознаграждение – 50 золотых! А болоночка всего-то под заборчиком застряла, и серебряный бантик помяла.
- Макс, тебя не заинтриговала эта новость? – встревоженным голосом спросил Гордон, каким спрашивают больного о его здоровье.
- Не-а. – Макс занялся рассмотрением носа графа. Почувствовав усиленный интерес к своему носу, Гордон поспешил оскалиться в подобии улыбки и увести свой нос подальше.
- Смотри у меня. – Крикнул он, когда скрывался за поворотом.
- Будьте спокойны, Ваше величество. Я буду нем как рыба. – Макс криво ухмыльнулся, и его всегда тусклые болотные глаза сверкнули, став яркими и лаймовыми. – Нем, как рыба. – Повторил он, и бросился бежать к дверям, выходившими на улицу.

0

3

1680 ГОД. В СТОЛИЦЕ ГРАФА ЧАРЛЗЛА СТАЛИ ПРОПАДАТЬ СОБАКИ, ПОРОДЫ
БЕДЛИНГТОН-ТЕРЬЕР
Стены, каменные и черные. От них веяло холодом и загадкой, как и от мраморного черного пола, каким были выложены все проходы между залами в замке.  Отдаваясь эхом в наглухо закрытом помещении, раздавался скрежет и ритмичный лязг когтей о паркет. Черный Бостон-терьер, растягивая шаги и ведя ушами, словно двумя маленькими локаторами, осторожно вглядывался в глубь коридора, словно боясь, столкнутся с невиданной опасностью. Тут из за угла, чуть было, не сбив терьера с ног, пронесся высокий далматин. Он резко затормозил и повернул голову в сторону места столкновения.
- Ох, прошу прощения, граф...  – Далматин выдвинул вперед правую лапу и наклонил голову вниз в знак поклона.
- Оставь это извинение на обед,  - оборвал его Бостон. Далматин сконфуженно выпрямился и неловко, переминаясь с лапы на лапу, смотрел сверху вниз черными, словно два угля, глазами, на Бостонтерьера.  Тот шмыгнул носом, и хотел было двинуться дальше, как вдруг поднял вверх свои выразительные, ядовито-зеленые глаза и полушепотом сказал
- Послушай, Макс… Ты не замечал ничего странного в последнее время?
- Да… Кухарка Робинс, действительно, стала мыть хуже наши миски.
- Я не про то…  - скривился терьер.  – Я имею в виду вообще, в столице. Это касается собак.  – Черные глаза далматина взирали на Бостонтерьера с нескрываемым любопытством.
- Увольте, граф. Меня уже неделю как не пускают на улицу из-за двух загрызенных уток. Я не могу не чего знать.
- Это очень странно… В нашей столице стали пропадать бесследно все собаки породы Бедлингтон-терьер!
- Не вижу не чего странного в этом. Граф. У этих собак отличная шерсть! А скоро приближается зима, людям нужны теплые рукавицы и шапки.
- Твоему черному юмору нет границ. Хотя я с тобой согласен. Но странно другое. На подстилках этих животных, похитители оставляют золотые кольца.  – Далматин присвистнул.
    - Значит богатые люди эти похитители.
    - Это не сильно7777777777777777777      
- Это не сильно важно.
- И что же нам делать?
- Искать!
- Каким таким волшебным образом?
- Макс, не глупи. У нас часто случались в замке подобные ситуации с кражей собак.
- То-то и оно, что в замке! А тут – во всей столице!
- Еще легче!
- Каким боком?
Бостонтерьер задумался. Он нахмурил брови и искоса глянул на развеселившуюся морду Макса. Видимо, он получал удовольствие от всех детективных историй.
- Подумаем.
- Подумайте.
- Но ты, Макс, держи язык за зубами.
- Вы плохо обо мне думаете, граф!
- Как я о тебе думаю, твоего длинного носа не касается!
- До свиданья, граф.
- До свиданья, Макс Гриндофф.  – Граф снова растягивая шаги продолжил свой путь по коридору, а Макс, последний раз (взглянув)  глянув на графа с кривой ухмылкой на губах, понесся к местному балалаечнику – сплетнику - Равену (разносчику) всех свежих новостей.

Тот встретил его с добродушным окликом: "Ой, кто это к нам пожаловал!"
- Ну, здравствуй, Равен.
- Привет, привет, Макс! Давно тебя не видел, где пропадал?
- Загрыз двоих любимых уток госпожи графини. Был наказан.
- Молодец!  Ну-с, зачем пожаловал?
- Есть новости какие-нибудь?
- Мимо моего уха даже комариный писк мимо не пролетит!  - похвастался Равен. Но тут, же скис.  – Но вот что-то на этот раз я не в курсе событий…
- У меня есть для тебя свежая новость. Интересуешься?
- Еще бы!
- Тут у нас в столице Бедлингтоны начали пропадать…
- Да ну??!
- Именно. Что интересно: – похитители оставляли на подстилках собак золотые кольца.
- Буржуи?
- Вполне возможно.
- Попахивает криминальным делом…
- Конечно, попахивает! Сейчас мимо тебя прошел сержант, с револьвером в кармане.
- Макс, ты ведь отлично понял, что я имел в виду.
- А тебя терзают сомнения?   -  Равен скептически посмотрел на Макса.
- Да, терзают.
- И какие же?
- Тебе ведь граф сказал держать язык за зубами?
Макс самодовольно улыбнулся.
- Мне пора.
- До встречи, Макс. И спасибо что ты со мной первым поделился. А то бы старому сплетнику не было бы о чем говорить с местными.
- Да о чем ты, Равен! С тебя – курица твоей хозяйки Маргариты.
- Мерзавец.
- Зарабатываю на этом.  – Макс звонко рассмеялся, раскатываясь вместе с этим и своим громким, веселым лаем. Он помахал на прощание старому бобтейлу Равену хвостом и двинулся обратно в сторону замка.

       Серая, мутная гора упиралась остроконечной вершиной в глубокую синеву небес, и, казалось, протыкала ее насквозь, доставая до самого космоса и касаясь ближайшей к нам планете – Марса. А может и Венеры. Жители Лихтенштейна это не проверяли.
        Гора делила Вадуц на две части, одна законно принадлежала Лихтенштейну, и само собой, графу Чарлзу, а вторая половина не законно находилась во власти столицы Байзерс. Тоскливый клочок свободной земли заселили люди, которые не хотели жить во власти правительства. И вот уже в 1478 году там высились деревни, со своими собственными церквями, колодцами, и косыми домиками из темнокожих поленьев дуба.

         В самой горе (имелось) находилось множество провалов, чернеющих дыр и пещер. Еще в прошлые веки первобытные люди вели тут свое хозяйство. Но сейчас пещеры пустовали, а в черных провалах поселились змеи и скорпионы размером с мужскую ладонь.
         Но пещера под самой вершиной горы не была брошена. Каменный выступ, перед ней напоминая балкон без перил, а светлячки в стеклянных банках, которые были (расставлены) поставлены вдоль каменных стен, были похожи на новогодние гирлянды.
На этом самом балконе без перил стоял черный Тибетский терьер. Ветер играл в его черной, жесткой шерсти. Ударял в нос тысячами разных запахов, словно стараясь сбить с толку, перепутать мысли. В янтарных глазах отражалось фиолетовое небо и ленивые, бело розовые облака, похожие на взбитый крем.
- Дик,  -  голос из пещеры заставил Тибетского терьера невольно вздрогнуть. Он знал, зачем зовет его хозяин, поэтому сразу повернулся к входу в пещеру и вытянул шею вперед. Тонкие руки опутали ее, застегивая на ней ручной работы ошейник с бляхой из железной пробки. Дик описал вокруг хозяина ленивую орбиту, словно маленькая планета вокруг светила. Светило, что-то бормоча, прятало в кармане мешковатой куртки бутылку поллитровки.
- Дик, принеси дичь. Дичь на завтрак…  - Хозяин затуманенным взглядом посмотрел на ярко красное солнце, которое устало закатывалось за горизонт, потер прокуренными пальцами давно не бритый подбородок и поправился:
- Дичь на ужин.  Ну, слышал? Бегом!  - Хозяин как-то неуклюже подпрыгнул и махнул рукой вперед, показывая собаке, куда нужно идти. Тибетский терьер осуждающим взглядом смотрел на сие пьяное чудо, и незаметно покачав головой, двинулся в сторону леса. Еще долго он слышал дурашливый голос его хозяина в ушах, и досадливо морщил нос, когда в памяти всплывало его физиономия с оттопыренными ушами и красным, как у деда Мороза носом.
Подушечки лап уже должны были привыкнуть к постоянным спускам с горы и подъемам на гору. Но снова, только недавно зажившие ссадины, полученные от острых камней, начинали кровоточить. Оставляя алые капельки на камнях, словно росуа на листьях. Боль (пронзала) резала не только подушечки лап, но и лапы, плечи, и половина живота, которая ныла не только из-за этого, но и больного желудка, а болезнь сия была заработана впоследствии совершенно не правильного питания. Некое филе убитого голубя на завтрак, На обед – что сможешь найти, или откопать, или добыть сам. А на ужин хочешь, не хочешь – грызешь кости. В противном случае останешься голодным до утра, до следующего филе голубя.
       Лес, куда и следовало идти Дику за "дичью на ужин", находился за Лихтенштейном. Вернее, почти упирался в него. И можно было заметить как пушистые ветки елей и дуба стучали в окна замка, отдаваясь эхом в толстых стеклах. Пойти в лес можно было двумя путями: Первый – через (владения)  столицу графа, тем самым укорачивая путь, но и делая очередной подкоп под забором, и (как  следствие)  опять получить от дворника Сагвера метелкой по спине, или второй: более длинный, но зато не (Безболезненный)болезненный. (В последнее время Сагвер стал вкладывать в свой веник ветки боярышника. Шипы у боярышника длинной с мизинец ребенка, острые и крепкие, как сталь. Говорят, их можно использовать вместо граммофонных иголок. Если такие шипы, да еще и в метлу, и по спине…)
Дик уже было повернул на второй путь, но со двора столицы раздавался лай. Конечно! Равен снова разболтал кому-то некую новость, и теперь ее все обсуждают. Но, в этом есть что-то необычное… Тибетский терьер приподнял правое ухо. Собачий гул стоял невыносимый. (Сквозь)Через него пробивался недовольный гогот хозяев четвероногих животных. Собаки обсуждали новую весть с испугом, с жаром.
         Он чуть ли не галопом вбежал во двор и удивился зрелищу, которое (предстало)восстало пред его янтарными очами. Равен, добрейшей души старик, сидел посреди всей кучи и гама и самодовольно улыбался, изредка поправляя галдеющую толпу собак, не давая им (переключаться на какие-либо другие темы) уходить на хаотичную тему. А люди! А хозяева всего это сумасшедшего дома или закрывали уши руками и зажмуривались, словно им только что удалили зуб без наркоза, или пытались (но безуспешно) за ошейник оттащить их собаку домой, и как следует "промыть мозги, а то совсем от плеток и отбились".  Дик неземными усилиями сумел пробраться к старому бобтейлу и слегка тронул его лапой. Тот незамедлительно повернул к нему голову:
- Дик! Сколько лет, сколько зим!
- Если честно, мы не виделись, лишь три дня.
Равен досадно прищелкнул языком.
- Что все это значит?  - Дик кивнул мордой в сторону собачей толпы. Стоял невыносимый гул, приходилось чуть ли не орать, что бы собака, сидевшая бок в бок с тобой услышала твои слова.
- А что, собснно, не обычного в этом? – Было видно, что Равен донельзя гордиться слухом, который распустил.
- На сей раз ты распустил такую сплетню, что о ней будут говорить очень долго, я прав?
- Наполовину. Когда кто-нибудь хватится их искать, все снова встанет на круги своя.
Дик уперся янтарным взглядом в глаза Равена. Его грудь теребила нетерпеливая дрожь.
- Заинтриговало заинтриговал или заинтригован? ?  - Равен самодовольно усмехнулся и лукаво посмотрел на Дика.
- Хотелось бы знать подробности.

- Рамире-эз!!!  - недалеко раздался громкий, певучий голос, которым взывала хозяйка Равена, Маргарита. Он перекрывал собачий лай, недовольные вопли хозяев, потому что в далеком прошлом Маргарита играла (пела) в опере. Но из-за того, что при высоких нотах она визжала так, что стекла разбивались в зале, ее отправили оттуда, к чертям собачим.
Маргарита
стояла, уперев руки в боки, закинув кухонное полотенце на плечо, и ее русые волосы скрывались под безвкусной, леопардовой косынкой.  Услышав свое имя (которым его называли исключительно дома) Равен скрючил кислую мину.
- Тебя разве зовут? Разве тебя зовут? - Вполне искренне удивился Тибетский терьер.  Равен скептически приподняв правую бровь, ища в словах друга хоть капельку сарказма. Не найдя, Равен тихонько вздохнул.
- Меня, как ни странно.
- А почему Рамирез-то?  - Дик вскинул от удивления две свои черные брови вверх.
- А не хочу отвечать на этот вопрос… - буркнул "Рамирез", одновременно вспоминая свой статус уличного пса – балалаечника, неудачное детство у старушки – интеллигентки, которая чуть было не назвала Равена "Ромуальдом Де Бобиковичем" и проклиная неожиданное появление Маргариты. Наверное опять заставит следить за ее кузеном. Сие маленькое, толстенькое, и краснощекое создание ползает по полу, плачет как свора маленьких волчат и все порывается либо выдрать из Равенна (клок шерсти) всю шерсть, либо прокатится на нем, как на арабском скакуне с ветерком,  завалив бобтеила на пол своими сильными ручищами и карабкаясь на него, самодовольно хохоча. Не раз Равен легко покусывал его за локти, показывал зубы, рычал. Но каждый раз получал (по боку плеткой из худеньких)  плеткой по боку от худеньких рук Маргариты и слышал строгие нотации. От этих нотаций болела голова и (начинался) приваливал приступ тошноты. Иной раз в голове Равена проносилась ироничная мысль: "В ближайшие пять лет умереть спокойно мне не дадут". Ибо кузен Маргариты с его родителями перебрались из деревни в столицу, (со словами)  под словами: "Интересно как живут местные в городе, (кишащем?) кишащий политикой". Что именно политического было в их столице, Равен не знал. Его плавный ряд мыслей прервал очередной зов Маргариты.
- Чтоб ты подавилась…  - буркнул Равен. Дик взметнул на него укоризненный взгляд.
Придется тебе искать другого, кто поделится с тобой новостью.    -
- Не волнуйся, мне не составит это проблемы.
- До скорого, Дик.
- До скорого, Рамирез!  - Дик прикрыл нос лапой, дабы Равен не заметил его улыбки. Тот лишь одарил его своим белоснежным оскалом, и двинулся к хозяйке. 

Проблема не из легких, расспросить хоть одну собаку о самой "горячей" новости в столице. Дик стоял, присматриваясь то к одному псу, то к другому. Все они, от мала до велика, были поглощены ( бурным обсуждением какого-то «нечто») в бурное обсуждение сего "нечто".  Дик направился к воротам, уже теряя надежду узнать о сплетне и чувствуя себя униженным для глубины души, как натолкнулся на длинноногую Афганскую Борзую.
- Здравия желаю.  – Поздоровался с ней Дик.
- И вам не хромать.  – Ответила Афганка.
- Вы случайно не в курсе местной новости?  - Дик даже не стал уточнять какой. Даже ежику захудалому было понятно, о какой новости идет речь.
- Случайно, в курсе.
- Могли бы просветить?
- А вы, что ли, не местный?  - Удивленно вскинула брови Афганская Борзая.
- К счастью, или наоборот, увы, нет.
- Что ж, могла бы я вас просветить, но неудобно как-то. Пойдемте что ли, ко мне домой. Угощу чем смогу.
- Да что вы, не стоит.  – Смутился Дик.
- Вы смеете наглость спорить со мной?  (Вы имеете наглость спорить со мной? или Вы смеете спорить со мной?) - Довольно серьезно спросила Афганка.
- Нет, что вы…
- Не терплю трусливых кобелей.  – (может быть – Резко отрезала она?)Учтиво произнесла она.
Плечи Дика невольно передернулись. Его??! Оскорбили???!
Он медленно поднял на нее глаза. Он терпеть не мог больших собак. Именно собак, а не псов. Рядом с ними он выглядел коротышкой. Чуркой необтесанной. По крайней мере, таковым он себе казался. Хотя с таким же успехом, Дик мог бы задуматься и о том, что высокая дама рядом с ним выглядит похожей на одно из тех великих зданий-близнецов в Америке.
- Прошу вас…  - Афганка отступила на шаг, давая Тибетскому терьеру пройти вперед.
- Увольте, госпожа. Я ведь понятия не имею где находиться ваш дом.
Афганка промолчала. Дик злорадно подумал: "Съела" и двинулся вслед за ней, как маленький слоненок за своей мамой.

Тем временем, Макс лежал на своем коврике и абсолютно ничего не делал. В голове не проносилось ни единой мысли. С лениво прикрытыми глазами, Макс Гриндофф походил на пятнистого крокодила. Его взгляд был прикован к картине, которая висела на (противоположной????) параллельной стене. На ней была изображена грузная дама, со щеками, словно два спелых помидора и алыми губами. На ее полное тело было натянуто черное платье, на четыре размера меньше чем ее настоящий размер. Макс представил себе, как пыхтели и потели слуги, натягивая на этот кусок докторской колбасы черное платьице мисс Люси  - (ее 15-летней племянницы, сама же дама представляла собой мать графини Вадуца).
        Стражники жестоко перекрестили своими топорами выход Максу на улицу. И теперь он, бедный и несчастный, лежал на своем коврике молча, страдая  от неправосудия.
Словно гром среди ясного неба, над его головой послышалось чуть слышное кряканье. Макс резко поднял голову. Его взгляд (встретился) столкнулся с взглядом Бостона-терьера. Макс хотел провалиться сквозь землю.
- Новость, которая еще вилами по воде была  (писана) написана, поглотила уже всю столицу.
- Граф…
- Будем надеяться, что Знахарке не понадобится идти за лечебными травами в ближайшие пять часов, и она не услышит столь громкого гавканья, которое сможет перевести на немецкий за три секунды.
- Но…
- Равена на улице не оказалось, что очень странно. Интересно, кто проболтался собачьему народу о нашем с тобой секрете?
- Но вы…
- Неужели я?  - граф скорчил на своем лице гримасу удивления. Макс который раз подивился, как граф может высказывать самым простым действием все свои эмоции. Настоящий актер.
Ведь тебя, Макс, не пускают на улицу.-
- Да, я…
- Я не хочу ничего слышать. Мне обидно, что ты не сдержал своих слов. И это, хочу отметить, не в первый раз. Я уже обдумал твое наказание. Ты сам, лично, будешь искать Бедлингтонов, и их похитителей. Люди еще не скоро хватятся, а собаки уже и нюхом и духом в этом деле.
И он двинулся дальше. Макс (грустно) грузно опустил голову на свою подстилку. Душа трепыхалась в теле от волнения, словно птица в клетке. Секунду! Граф сказал, что Равена не было на улице… Куда делся этот старый сплетник?? Макс немедленно вскочил, и понесся в сторону выхода из замка. Опять двое стражников глянули на него, как на надоедливую муху, и махнули в его сторону рукой, словно правда отгоняя некую летающую букашку. Макс выпятил нижнюю губу, и деловито направился вглубь замка. Только зайдя за поворот, где стражники не могли разглядеть этого хитреца, Макс вихрем побежал в поисках открытого окна.

- Когда я была маленькой, мне подарили желтый мяч. Я так любила с ним играть! Потому что на нем был изображен цыпленок! Я так люблю цыплят! У нас дома есть наседка, и она постоянно несет яйца. Я до сих пор и играю. Не с наседкой, конечно. А с мячиком. Он такой весь желтенький, с цыпленком! Мне его подарили, когда я маленькая была! А сейчас я выросла, но все равно играю с мячиком! Это мой любимый мячик! Потому что больше мячиков у меня нет!
- Класс… - лениво отозвался Дик, делая четвертый круг по загону с козами у дома Афганской Борзой.
- А у моей сестры, но она сейчас живет не со мной, а у сестры бабушки мамы мужа моей хозяйки. Дак вот у нее есть…Резиновая кость! В нашей столице так тяжело достать резиновую кость! У моей сестры резиновая кость простая, белая. А я бы хотела, чтобы кость была…
- Желтая, с цыпленком?
- Как ты угадал???  - Удивилась Афганка.  – Ты что, умеешь читать мысли?
- Ну… это мое хобби.
- Правда?  - обрадовалась Афганка.  – Тогда скажи мне, когда я была маленькая, какую вещь мне подарили?
- Тебе подарили желтый мяч с цыпленком.
- Верно,  – проговорила потрясенная Афганка.
- А твоя сестра живет не с тобой, а с сестрой бабушки мамы мужа твоей хозяйки. И у нее есть простая, белая, резиновая кость!
- Подожди… У сестры бабушки есть резиновая кость?
- У сестры бабушки, может, есть резиновая трость, а не кость! А кость есть у твоей сестры!
- Все правильно!  - выдохнула Афганка.
- Конечно! Ведь я умею читать мысли! Только я не совсем понимаю, зачем мы ходим вокруг коз уже 40 минут без остановки, ведь ты хотела рассказать мне, что за новость потрясла всех собачьих жителей столицы!
- Стой, какая новость?
- Стою. А новость – которую рассказал Равен на площади!
- Какой такой Равен?
- А Где здесь выход?  - вопросом на вопрос спросил Дик.
- Вон там…  - промямлила Афганка.
- Отлично! До свиданья! 
- Стой, ты куда?
- От вас подальше!
- Ты боишься коз?  - выпучила глаза Афганка.
Дик лишь закатил глаза в немом ужасе. Везет же ему на таких вот, чуть-чуть со сдвигом крыши!

-------------
Памятка: Верхний Лихтенштейн: Аристарх.
Нижний Лихтенштейн: Христиан.

0

4

1680 ГОД. В СТОЛИЦЕ ГРАФА ХРИСТИАНА СТАЛИ ПРОПАДАТЬ СОБАКИ, ПОРОДЫ
    БЕДЛИНГТОН-ТЕРЬЕР

        Стены, из плотного камня, на которых красовались портреты великих графинь и графов, которые, отжив свое время, напоминали о себе своему молодому поколению, смотря строгими лицами с бордовых холстов, обрамленных золотыми рамами с драгоценными камнями.
       Люстры, из горного хрусталя, свисали с высоких потолков прозрачными капельками, и не приносили никакой пользы замку, а лишь пылились.
А на лакированном паркете, отдаваясь эхом в каменных стенах и толстых стеклах, стучал когтями граф.
       Граф – Гордон, черный бостон-терьер, излюбленный хозяевами и избалованный статусом графа, пес. Конечно он не визгливая болонка и не просит своих подданных целовать (ему)свои лапы, а судит виновных честно) он судит виновных честно и справедливо, на улицах не позволяет себе участвовать в драках или бежать, как оглушенный, за кошкой. Он избалованный, но в хорошую сторону, этот пес-граф.
        Его вид был задумчив. Ядовито-зеленые глаза отражали (одновременно) и пустоту, и темную глубину мысли, которая сидела у него в голове. Мысль, новость.
        Он растягивал шаги, шевелил ушами, словно маленькими локаторами, вглядывался тревожно вглубь коридора, будто боялся встретиться с невиданной опасностью. Тут, из за угла, чуть было не сбив графа с ног, пронесся высокий далматинец. Он пролетел мимо его носа, словно некая пятнистая бестия, и резко затормозив, что раздался режущий ухо, лязг когтей по гладкому паркету, повернулся в сторону Бостон-терьера, и поклонился, касаясь пятнистой грудью пола.
- Ох, прощу прощения, граф…  - неловко пролепетал далматин.
- Оставь это извинение на обед.  – Оборвал его Бостон, шмыгнул носом, и хотел было двинуться дальше, но передумал, и искоса взглянув на далматина, спросил его, понизив голос:
- Макс… Ты не замечал ничего странного в последнее время?
- Да, кухарка Робинс действительно стала мыть хуже наши миски.
- Я не про то… - Скривился граф,  - Хотя и это тоже…  - добавил он уже более задумчиво,  - Но все же это не то, что я имел в виду.
- А что вы имели в виду, Ваша светлость?
- Я имел в виду ничего странного во всей столице, а не в замке.
- Увольте, граф. Меня уже неделю как не пускают на улицу из-за двух загрызенных уток. Я не могу ничего знать.
- Г-мм…  - протянул терьер, решая, (если) просветить Макса в эту новость, или нет.  – Это очень странно… В нашей столице начали пропадать бесследно все собаки породы Бедлингтон-терьер!
- Не вижу ничего странного в этом, граф. У этих собак отличная шерсть! А скоро приближается зима, людям нужны теплые рукавицы и шапки.
- Твоему черному юмору нет границ. Хотя, насчет шерсти я с тобой согласен. Но странно другое:, На подстилках этих животных, похитителя оставляют золотые кольца!
Далматин присвистнул.
- Значит, богатые люди, эти похитители.
- Не сильно важно, богатые они или нет. Вполне возможно, что это подделка.
- И что же нам делать?
- Искать!
- Каким таким волшебным образом?
- Макс, не глупи! Ну не часто ли в нашем замке пропадали собаки?
- То-то и оно, что в замке! А тут – во всей столице!
- Еще легче!
- Каким боком? У нас-то тут хозяева какой-нибудь болонки в серебристом бантике со вставленными туда камнями из короны английской королевы, увидят, что их любимую собачку украли, всю столицу на уши поднимут. От мала до велика! Так что ищи, не хочу. А тому, кто найдет, вознаграждение – 50 золотых! А эти Бедлингтоны чуть ли не в каждом доме!  Да они нужны народу как рыбе зонтик!
- Они нужны их хозяевам.  – Сухо заметил граф.
Далматин виновато опустил глаза вниз.
- Тебя не заинтриговала эта новость?  - С надеждой спросил граф.
- Совсем даже наоборот!  - с жаром воскликнул Макс. Его действительно взяла в азарт эта новая, детективная история.
- Этого-то я и боялся…  - Печально вздохнул граф. Макс лишь округлил глаза, мол, к чему это ты клонишь?
- Макс, держи язык за зубами!  - Сердитым и наставительным шепотом проговорил граф.
- Вы плохо обо мне думаете, граф!
- Как я о тебе думаю, твоего длинного носа не касается!
- До свиданья, граф.
- До свиданья, Макс Гриндофф.  – Граф снова, растягивая шаги, продолжил свой путь по коридору, а Макс, последний раз взглянув на графа с кривой ухмылкой на губах, понесся к местному балалаечнику – сплетнику всех свежих новостей.

Тот встретил его с добродушным криком: "Ой, кто это к нам пожаловал!"
- Ну, здравствуй, Равен.
- Привет, привет Макс! Давно тебя не видел, где пропадал?
- Загрыз двоих любимых уток госпожи графини. Был наказан.
- Молодец! Ну-с, зачем пожаловал?
- Есть новости какие-нибудь?
- Мимо моего уха даже комариный писк мимом не пролетит!  - Похвастался Равен, но тут, же скис, как выдавленный лимон.  – Но вот что-то на этот раз я не в курсе событий…
- У меня есть для тебя свежая новость. Интересуешься?
- Еще бы!
- Тут в столице Бедлингтоны начали пропадать…
- Да ну??! Кому они дались?
- Не знаю, но что интересно – похитители оставляют на подстилках украденных собак золотые кольца.
- Буржуи?
- У меня была такая же мысль.
- Попахивает криминальным делом.
- Конечно, попахивает! Сейчас мимо тебя прошел сержант, с револьвером в кармане.
- Макс, ты ведь отлично понял, что я имел в виду.
- А тебя терзают сомнения?   -  Равен скептически посмотрел на Макса.
- Да, терзают.
- И какие же?
- Тебе ведь граф сказал держать язык за зубами?
Макс самодовольно улыбнулся.
- Мне пора.
- До встречи, Макс. И спасибо что ты со мной первым поделился. А то бы старому сплетнику не было бы о чем говорить с местными.
- Да о чем ты, Равен! С тебя – курица твоей хозяйки Маргариты.
- Мерзавец.
- Зарабатываю на этом.  – Макс звонко рассмеялся, раскатываясь вместе с этим и своим громким, веселым лаем. Он помахал на прощание старому бобтейлу Равену хвостом и двинулся обратно в сторону замка.

       Серая, мутная гора упиралась остроконечной вершиной в глубокую синеву небес, и, казалось, протыкала ее насквозь, доставая до самого космоса и касаясь ближайшей к нам планете – Марса. А может и Венеры. Жители Лихтенштейна это не проверяли.
        Гора делила Вадуц на две части, одна законно принадлежала Лихтенштейну, и само собой, графу Чарлзу, а вторая половина не законно находилась во власти столицы Байзерс. Тоскливый клочок свободной земли заселили люди, которые не хотели жить во власти правительства. И вот уже в 1478 году там высились деревни, со своими собственными церквями, колодцами, и косыми домиками из темнокожих поленьев дуба.

         В самой горе (имелось) находилось множество провалов, чернеющих дыр и пещер. Еще в прошлые веки первобытные люди вели тут свое хозяйство. Но сейчас пещеры пустовали, а в черных провалах поселились змеи и скорпионы размером с мужскую ладонь.
         Но пещера под самой вершиной горы не была брошена. Каменный выступ, перед ней напоминая балкон без перил, а светлячки в стеклянных банках, которые были (расставлены) поставлены вдоль каменных стен, были похожи на новогодние гирлянды.
На этом самом балконе без перил стоял черный Тибетский терьер. Ветер играл в его черной, жесткой шерсти. Ударял в нос тысячами разных запахов, словно стараясь сбить с толку, перепутать мысли. В янтарных глазах отражалось фиолетовое небо и ленивые, бело розовые облака, похожие на взбитый крем.
- Дик,  -  голос из пещеры заставил Тибетского терьера невольно вздрогнуть. Он знал, зачем зовет его хозяин, поэтому сразу повернулся к входу в пещеру и вытянул шею вперед. Тонкие руки опутали ее, застегивая на ней ручной работы ошейник с бляхой из железной пробки. Дик описал вокруг хозяина ленивую орбиту, словно маленькая планета вокруг светила. Светило, что-то бормоча, прятало в кармане мешковатой куртки бутылку поллитровки.
- Дик, принеси дичь. Дичь на завтрак…  - Хозяин затуманенным взглядом посмотрел на ярко красное солнце, которое устало закатывалось за горизонт, потер прокуренными пальцами давно не бритый подбородок и поправился:
- Дичь на ужин.  Ну, слышал? Бегом!  - Хозяин как-то неуклюже подпрыгнул и махнул рукой вперед, показывая собаке, куда нужно идти. Тибетский терьер осуждающим взглядом смотрел на сие пьяное чудо, и незаметно покачав головой, двинулся в сторону леса. Еще долго он слышал дурашливый голос его хозяина в ушах, и досадливо морщил нос, когда в памяти всплывало его физиономия с оттопыренными ушами и красным, как у деда Мороза носом.
Подушечки лап уже должны были привыкнуть к постоянным спускам с горы и подъемам на гору. Но снова, только недавно зажившие ссадины, полученные от острых камней, начинали кровоточить. Оставляя алые капельки на камнях, словно росуа на листьях. Боль (пронзала) резала не только подушечки лап, но и лапы, плечи, и половина живота, которая ныла не только из-за этого, но и больного желудка, а болезнь сия была заработана впоследствии совершенно не правильного питания. Некое филе убитого голубя на завтрак, На обед – что сможешь найти, или откопать, или добыть сам. А на ужин хочешь, не хочешь – грызешь кости. В противном случае останешься голодным до утра, до следующего филе голубя.
       Лес, куда и следовало идти Дику за "дичью на ужин", находился за Лихтенштейном. Вернее, почти упирался в него. И можно было заметить как пушистые ветки елей и дуба стучали в окна замка, отдаваясь эхом в толстых стеклах. Пойти в лес можно было двумя путями: Первый – через (владения)  столицу графа, тем самым укорачивая путь, но и делая очередной подкоп под забором, и (как  следствие)  опять получить от дворника Сагвера метелкой по спине, или второй: более длинный, но зато не (Безболезненный)болезненный. (В последнее время Сагвер стал вкладывать в свой веник ветки боярышника. Шипы у боярышника длинной с мизинец ребенка, острые и крепкие, как сталь. Говорят, их можно использовать вместо граммофонных иголок. Если такие шипы, да еще и в метлу, и по спине…)
Дик уже было повернул на второй путь, но со двора столицы раздавался лай. Конечно! Равен снова разболтал кому-то некую новость, и теперь ее все обсуждают. Но, в этом есть что-то необычное… Тибетский терьер приподнял правое ухо. Собачий гул стоял невыносимый. (Сквозь)Через него пробивался недовольный гогот хозяев четвероногих животных. Собаки обсуждали новую весть с испугом, с жаром.
         Он чуть ли не галопом вбежал во двор и удивился зрелищу, которое (предстало)восстало пред его янтарными очами. Равен, добрейшей души старик, сидел посреди всей кучи и гама и самодовольно улыбался, изредка поправляя галдеющую толпу собак, не давая им (переключаться на какие-либо другие темы) уходить на хаотичную тему. А люди! А хозяева всего это сумасшедшего дома или закрывали уши руками и зажмуривались, словно им только что удалили зуб без наркоза, или пытались (но безуспешно) за ошейник оттащить их собаку домой, и как следует "промыть мозги, а то совсем от плеток и отбились".  Дик неземными усилиями сумел пробраться к старому бобтейлу и слегка тронул его лапой. Тот незамедлительно повернул к нему голову:
- Дик! Сколько лет, сколько зим!
- Если честно, мы не виделись, лишь три дня.
Равен досадно прищелкнул языком.
- Что все это значит?  - Дик кивнул мордой в сторону собачей толпы. Стоял невыносимый гул, приходилось чуть ли не орать, что бы собака, сидевшая бок в бок с тобой услышала твои слова.
- А что, собснно, не обычного в этом? – Было видно, что Равен донельзя гордиться слухом, который распустил.
- На сей раз ты распустил такую сплетню, что о ней будут говорить очень долго, я прав?
- Наполовину. Когда кто-нибудь хватится их искать, все снова встанет на круги своя.
Дик уперся янтарным взглядом в глаза Равена. Его грудь теребила нетерпеливая дрожь.
- Заинтриговало заинтриговал или заинтригован? ?  - Равен самодовольно усмехнулся и лукаво посмотрел на Дика.
- Хотелось бы знать подробности.

- Рамире-эз!!!  - недалеко раздался громкий, певучий голос, которым взывала хозяйка Равена, Маргарита. Он перекрывал собачий лай, недовольные вопли хозяев, потому что в далеком прошлом Маргарита играла (пела) в опере. Но из-за того, что при высоких нотах она визжала так, что стекла разбивались в зале, ее отправили оттуда, к чертям собачим.
Маргарита
стояла, уперев руки в боки, закинув кухонное полотенце на плечо, и ее русые волосы скрывались под безвкусной, леопардовой косынкой.  Услышав свое имя (которым его называли исключительно дома) Равен скрючил кислую мину.
- Тебя разве зовут? Разве тебя зовут? - Вполне искренне удивился Тибетский терьер.  Равен скептически приподняв правую бровь, ища в словах друга хоть капельку сарказма. Не найдя, Равен тихонько вздохнул.
- Меня, как ни странно.
- А почему Рамирез-то?  - Дик вскинул от удивления две свои черные брови вверх.
- А не хочу отвечать на этот вопрос… - буркнул "Рамирез", одновременно вспоминая свой статус уличного пса – балалаечника, неудачное детство у старушки – интеллигентки, которая чуть было не назвала Равена "Ромуальдом Де Бобиковичем" и проклиная неожиданное появление Маргариты. Наверное опять заставит следить за ее кузеном. Сие маленькое, толстенькое, и краснощекое создание ползает по полу, плачет как свора маленьких волчат и все порывается либо выдрать из Равенна (клок шерсти) всю шерсть, либо прокатится на нем, как на арабском скакуне с ветерком,  завалив бобтеила на пол своими сильными ручищами и карабкаясь на него, самодовольно хохоча. Не раз Равен легко покусывал его за локти, показывал зубы, рычал. Но каждый раз получал (по боку плеткой из худеньких)  плеткой по боку от худеньких рук Маргариты и слышал строгие нотации. От этих нотаций болела голова и (начинался) приваливал приступ тошноты. Иной раз в голове Равена проносилась ироничная мысль: "В ближайшие пять лет умереть спокойно мне не дадут". Ибо кузен Маргариты с его родителями перебрались из деревни в столицу, (со словами)  под словами: "Интересно как живут местные в городе, (кишащем?) кишащий политикой". Что именно политического было в их столице, Равен не знал. Его плавный ряд мыслей прервал очередной зов Маргариты.
- Чтоб ты подавилась…  - буркнул Равен. Дик взметнул на него укоризненный взгляд.
Придется тебе искать другого, кто поделится с тобой новостью.    -
- Не волнуйся, мне не составит это проблемы.
- До скорого, Дик.
- До скорого, Рамирез!  - Дик прикрыл нос лапой, дабы Равен не заметил его улыбки. Тот лишь одарил его своим белоснежным оскалом, и двинулся к хозяйке. 

Проблема не из легких, расспросить хоть одну собаку о самой "горячей" новости в столице. Дик стоял, присматриваясь то к одному псу, то к другому. Все они, от мала до велика, были поглощены ( бурным обсуждением какого-то «нечто») в бурное обсуждение сего "нечто".  Дик направился к воротам, уже теряя надежду узнать о сплетне и чувствуя себя униженным для глубины души, как натолкнулся на длинноногую Афганскую Борзую.
- Здравия желаю.  – Поздоровался с ней Дик.
- И вам не хромать.  – Ответила Афганка.
- Вы случайно не в курсе местной новости?  - Дик даже не стал уточнять какой. Даже ежику захудалому было понятно, о какой новости идет речь.
- Случайно, в курсе.
- Могли бы просветить?
- А вы, что ли, не местный?  - Удивленно вскинула брови Афганская Борзая.
- К счастью, или наоборот, увы, нет.
- Что ж, могла бы я вас просветить, но неудобно как-то. Пойдемте что ли, ко мне домой. Угощу чем смогу.
- Да что вы, не стоит.  – Смутился Дик.
- Вы смеете наглость спорить со мной?  (Вы имеете наглость спорить со мной? или Вы смеете спорить со мной?) - Довольно серьезно спросила Афганка.
- Нет, что вы…
- Не терплю трусливых кобелей.  – (может быть – Резко отрезала она?)Учтиво произнесла она.
Плечи Дика невольно передернулись. Его??! Оскорбили???!
Он медленно поднял на нее глаза. Он терпеть не мог больших собак. Именно собак, а не псов. Рядом с ними он выглядел коротышкой. Чуркой необтесанной. По крайней мере, таковым он себе казался. Хотя с таким же успехом, Дик мог бы задуматься и о том, что высокая дама рядом с ним выглядит похожей на одно из тех великих зданий-близнецов в Америке.
- Прошу вас…  - Афганка отступила на шаг, давая Тибетскому терьеру пройти вперед.
- Увольте, госпожа. Я ведь понятия не имею где находиться ваш дом.
Афганка промолчала. Дик злорадно подумал: "Съела" и двинулся вслед за ней, как маленький слоненок за своей мамой.

Тем временем, Макс лежал на своем коврике и абсолютно ничего не делал. В голове не проносилось ни единой мысли. С лениво прикрытыми глазами, Макс Гриндофф походил на пятнистого крокодила. Его взгляд был прикован к картине, которая висела на (противоположной????) параллельной стене. На ней была изображена грузная дама, со щеками, словно два спелых помидора и алыми губами. На ее полное тело было натянуто черное платье, на четыре размера меньше чем ее настоящий размер. Макс представил себе, как пыхтели и потели слуги, натягивая на этот кусок докторской колбасы черное платьице мисс Люси  - (ее 15-летней племянницы, сама же дама представляла собой мать графини Вадуца).
        Стражники жестоко перекрестили своими топорами выход Максу на улицу. И теперь он, бедный и несчастный, лежал на своем коврике молча, страдая  от неправосудия.
Словно гром среди ясного неба, над его головой послышалось чуть слышное кряканье. Макс резко поднял голову. Его взгляд (встретился) столкнулся с взглядом Бостона-терьера. Макс хотел провалиться сквозь землю.
- Новость, которая еще вилами по воде была  (писана) написана, поглотила уже всю столицу.
- Граф…
- Будем надеяться, что Знахарке не понадобится идти за лечебными травами в ближайшие пять часов, и она не услышит столь громкого гавканья, которое сможет перевести на немецкий за три секунды.
- Но…
- Равена на улице не оказалось, что очень странно. Интересно, кто проболтался собачьему народу о нашем с тобой секрете?
- Но вы…
- Неужели я?  - граф скорчил на своем лице гримасу удивления. Макс который раз подивился, как граф может высказывать самым простым действием все свои эмоции. Настоящий актер.
Ведь тебя, Макс, не пускают на улицу.-
- Да, я…
- Я не хочу ничего слышать. Мне обидно, что ты не сдержал своих слов. И это, хочу отметить, не в первый раз. Я уже обдумал твое наказание. Ты сам, лично, будешь искать Бедлингтонов, и их похитителей. Люди еще не скоро хватятся, а собаки уже и нюхом и духом в этом деле.
И он двинулся дальше. Макс (грустно) грузно опустил голову на свою подстилку. Душа трепыхалась в теле от волнения, словно птица в клетке. Секунду! Граф сказал, что Равена не было на улице… Куда делся этот старый сплетник?? Макс немедленно вскочил, и понесся в сторону выхода из замка. Опять двое стражников глянули на него, как на надоедливую муху, и махнули в его сторону рукой, словно правда отгоняя некую летающую букашку. Макс выпятил нижнюю губу, и деловито направился вглубь замка. Только зайдя за поворот, где стражники не могли разглядеть этого хитреца, Макс вихрем побежал в поисках открытого окна.

- Когда я была маленькой, мне подарили желтый мяч. Я так любила с ним играть! Потому что на нем был изображен цыпленок! Я так люблю цыплят! У нас дома есть наседка, и она постоянно несет яйца. Я до сих пор и играю. Не с наседкой, конечно. А с мячиком. Он такой весь желтенький, с цыпленком! Мне его подарили, когда я маленькая была! А сейчас я выросла, но все равно играю с мячиком! Это мой любимый мячик! Потому что больше мячиков у меня нет!
- Класс… - лениво отозвался Дик, делая четвертый круг по загону с козами у дома Афганской Борзой.
- А у моей сестры, но она сейчас живет не со мной, а у сестры бабушки мамы мужа моей хозяйки. Дак вот у нее есть…Резиновая кость! В нашей столице так тяжело достать резиновую кость! У моей сестры резиновая кость простая, белая. А я бы хотела, чтобы кость была…
- Желтая, с цыпленком?
- Как ты угадал???  - Удивилась Афганка.  – Ты что, умеешь читать мысли?
- Ну… это мое хобби.
- Правда?  - обрадовалась Афганка.  – Тогда скажи мне, когда я была маленькая, какую вещь мне подарили?
- Тебе подарили желтый мяч с цыпленком.
- Верно,  – проговорила потрясенная Афганка.
- А твоя сестра живет не с тобой, а с сестрой бабушки мамы мужа твоей хозяйки. И у нее есть простая, белая, резиновая кость!
- Подожди… У сестры бабушки есть резиновая кость?
- У сестры бабушки, может, есть резиновая трость, а не кость! А кость есть у твоей сестры!
- Все правильно!  - выдохнула Афганка.
- Конечно! Ведь я умею читать мысли! Только я не совсем понимаю, зачем мы ходим вокруг коз уже 40 минут без остановки, ведь ты хотела рассказать мне, что за новость потрясла всех собачьих жителей столицы!
- Стой, какая новость?
- Стою. А новость – которую рассказал Равен на площади!
- Какой такой Равен?
- А Где здесь выход?  - вопросом на вопрос спросил Дик.
- Вон там…  - промямлила Афганка.
- Отлично! До свиданья! 
- Стой, ты куда?
- От вас подальше!
- Ты боишься коз?  - выпучила глаза Афганка.
Дик лишь закатил глаза в немом ужасе. Везет же ему на таких вот, чуть-чуть со сдвигом крыши!

Равен проследовал за Маргаритой. В пути он мысленно перебрал все знакомые ему игры малыша, и к каждой из них подобрал подходящую боль на его теле. Он уже заранее подготовился к встрече – вдруг захромал на все лапы, да и что-то глаза заслезились…
Но все его неожиданные "боли" пропали сразу, после захода в дом – маленькую избушку, построенную из гладких, дубовых бревен. Только курьих ножек не хватало избушке, чтоб выглядеть полной копией знаменитого пристанища бабы Яги.
Равен замер на месте, которое оказалось на пороге, и даже приоткрыл рот, что несвойственно собаке. Он увидел "нечто", что заставило потерять его дар лая. У одной из стен, в синих мешках горами валялись золотые кольца! Первые мысли Равенна были без тени сомнения обращены к кольцам, про которые рассказывал ему Макс. Но чуть придя в себя, он начал мыслить здраво. Ну, зачем Маргарите кольца каких-то бандитов? Но тут, же он начал мыслить совершенно по другому. Секунду.. кольца.. У Маргариты!!! Значит она с ними за одно!? Неет… Глупости! А если, а вдруг, а так, а сяк…

Вернула на землю Равена плетка. Легкий удар заставил его мысли разлететься на тысячи километров от места их обдумывания, и разделится на маленькие кусочки. Равен крепко зажмурился, выдохнул и прошел к своему тюфяку. Из соседней комнаты послышался крик маленького ребенка. С мыслью "Когда убьют Равена?" старый бобтейл уснул.

0

5

Снились ему облака и куропатки. Неуклюже, но старательно быстро махающие крыльями. Они улетали от оружия Сагвера. Сагвер самозабвенно хохотал, и танцевал лезгинку. Сагвер сощурился во сне и увидел, как отразились лучи пронзительного солнца в тысячах кольцах, которые были повсюду.

0

6

1067 год. В столице графа Христиана пропадают собаки породы Бедлингтон-терьер.

Вы боитесь темноты? Тогда вам не придется по вкусу замок графа Христиана. Стены, каменные и чёрные. От них веяло холодом, загадкой и лёгким запахом плесени, что объясняло наличие странной грязно-зеленой растительности в углах. Редкие кадки с Пестролистными монстерами должны были украшать столь угрюмое место, однако вряд ли садовник знал о том, что и комнатные цветы нужно поливать.

В золотых рамах с искусной резьбой и драгоценными камнями красовались строгие лица графов и графинь, которые, отжив своё время, напоминали о себе с бардовых холстов.

Люстры из горного хрусталя свисали с высоких потолков прозрачными капельками и не приносили никакой пользы замку, а лишь пылились.

Прерывая всю эту прекрасную тишину, в которой иногда что-то похлюпывало, по тёмному прямому коридору шёл пес. Граф – Гордон, чёрный Бостон-терьер, выглядел весьма озабоченным. Ядовито-зеленые глаза отражали одновременно и пустоту и темную глубину мысли, которая сидела у него в голове. Мысль, новость.

Он шёл, растягивая шаги и ведя ушами, словно двумя маленькими локаторами, тревожно вглядывался в глубь коридора, будто боялся встретиться с невиданной опасностью. Тут, из-за угла выскочила высокая, пятнистая "невиданная опасность". Она пролетела мимо его носа, словно некая бестия. Заметив графа боковым зрением, "опасность" резко затормозила так, что раздался режущий ухо лязг когтей по гладкому паркету, повернулась к графу и поклонилась, касаясь пола своей пятнистой грудью.

- Ох, прошу прощения, граф… - неловко пролепетал далматин, уткнувшись взглядом в пол.

- Оставь это извинение на обед.  – Оборвал его Гордон, шмыгнул носом, и хотел, было двинуться дальше, но передумал, и, искоса взглянув на далматинца, спросил его, понизив голос:

- Макс, ты не замечал ничего странного в последнее время?

- Да, кухарка Робинс действительно стала мыть хуже наши миски.

- Я не про то… - скривился граф. – Хотя и это тоже… - добавил он уже более задумчиво. – Но всё же не то, что я имел в виду.

- Что же вы имели в виду, Ваша светлость?

- Что-то странное происходит не в замке, а во всей столице. Ты не заметил?

- Увольте, граф. Меня уже неделю как не выпускают на улицу из-за двух загрызенных уток. Я не могу ничего знать.

- Г-мм... – протянул терьер, вглядываясь в лукавые глаза Макса, и решая, если просветить его в эту новость, или нет. Он уже занес переднюю лапу, дабы продолжить свой путь, но тут же передумал и снова взглянул на Макса. Тот увлеченно разглядывал свой нос.

- Это очень странно: в нашей столице начали пропадать собаки породы Бедлингтон-терьер.

Макс устремил взор на графа, который нервно переступал с лапы на лапу, и снова начал разглядывать свой нос.

- В этом нет ничего странного, Ваше превосходительство. У этих собак шикарная шерсть! А приближается зима, людям нужны рукавицы и шапки.

- Великолепный юмор, Макс. Однако, дело действительно серьезное. Подумай только, на каждом крыльце у дома, где украли собак, похитители оставляют золотые кольца!

- Компенсация. – Просто ответил Макс. – Что вы собираетесь делать в связи с такими обстоятельствами, граф?

- Сейчас главное – держать язык за зубами. А там, поди, посмотри, и само всё рассосется.

- Но, Ваша просветленность, Ваш разум слегка затуманен. У всех мне известных Бедлингтонов бедные хозяева. Они не смогут уговорить графа начать поиски украденных питомцев.

- Но ведь граф отыскивал собак, которые пропадали у жильцов замка!

- Увольте, граф. У нас-то тут хозяева какой-нибудь болонки в серебряном бантике со вставленными туда камнями из короны английской королевы, увидят, что их любимую собачку украли, всю столицу на уши поднимут. От мала, до велика! Так что ищи, не хочу. А тому, кто найдет, вознаграждение – 50 золотых! А болоночка всего-то под заборчиком застряла, и серебряный бантик помяла.

- Макс, тебя не заинтриговала эта новость? – встревоженным голосом спросил Гордон, каким спрашивают больного о его здоровье.

- Не-а. – Макс занялся рассмотрением носа графа. Почувствовав усиленный интерес к своему носу, Гордон поспешил оскалиться в подобии улыбки и увести свой нос подальше.

- Смотри у меня. – Крикнул он, когда скрывался за поворотом.

- Будьте спокойны, Ваше величество. Я буду нем как рыба. – Макс криво ухмыльнулся, и его всегда тусклые болотные глаза сверкнули, став яркими и лаймовыми. – Нем, как рыба. – Повторил он, и бросился бежать к дверям, выходившими на улицу.

Обеденное время, рабочие и лентяи вывалили на улицу, что бы прогулятся по окраинам леса, заглянуть в гости к друг другу и потратить последние деньги на базаре.
Лошади с колясками, коровы, шум, гам, балаган. Бегающие куры, считающие себя белоснежными лебедями, в полной серьезности, которотая только доступна куринному мозгу, старались перелететь через забор, гонимые силой мысли и силой кнута пастушка.
Макс деловито, галопом, пробежал через все государство, ища с высоты своей шеи великого пса Лихтенштейна - Равена, сплетника всех свежих и не свежих новостей.
Тот встретил его с добродушным окликом: "Ой, кто это к нам пожаловал!"
- Ну, здравствуй, Равен.
- Привет, привет, Макс! Давно тебя не видел, где пропадал?
- Загрыз двоих любимых уток госпожи графини. Был наказан.
- Молодец!  Ну-с, зачем пожаловал?
- Есть новости какие-нибудь?
- Мимо моего уха даже комариный писк мимо не пролетит!  - похвастался Равен. Но тут, же скис.  – Но вот что-то на этот раз я не в курсе событий…
- У меня есть для тебя свежая новость. Интересуешься?
- Еще бы!
- Тут у нас в столице Бедлингтоны начали пропадать…
- Да ну??!
- Именно. Что интересно: – похитители оставляли на подстилках собак золотые кольца.
- Буржуи?
- Вполне возможно.
- Попахивает криминальным делом…
- Конечно, попахивает! Сейчас мимо тебя прошел сержант, с револьвером в кармане.
- Макс, ты ведь отлично понял, что я имел в виду.
- А тебя терзают сомнения?                        -  Равен скептически посмотрел на Макса.
- Да, терзают.
- И какие же?
- Тебе ведь граф сказал держать язык за зубами?
Макс самодовольно улыбнулся.
- Мне пора.
- До встречи, Макс. И спасибо что ты со мной первым поделился. А то бы старому сплетнику не было бы о чем говорить с местными.
- Да о чем ты, Равен! С тебя – курица твоей хозяйки Маргариты.
- Мерзавец.
- Зарабатываю на этом.  – Макс звонко рассмеялся, раскатываясь вместе с этим и своим громким, веселым лаем. Он помахал на прощание старому бобтейлу Равену хвостом и двинулся обратно в сторону замка.

Серая, мутная гора упиралась остроконечной вершиной в глубокую синеву небес, и, казалось, протыкала ее насквозь, доставая до самого космоса и касаясь ближайшей к нам планете – Марса. А может и Венеры. Жители Лихтенштейна это не проверяли.
        Гора делила Вадуц на две части, одна законно принадлежала Лихтенштейну, и само собой, графу Христиану, а вторая половина не законно находилась во власти столицы Байзерс. Тоскливый клочок свободной земли заселили люди, которые не хотели жить во власти правительства. И вот уже в 1021 году там высились деревни, со своими собственными церквями, колодцами, и косыми домиками из темнокожих поленьев дуба.

         В самой горе имелось множество провалов, чернеющих дыр и пещер. Еще в прошлые веки первобытные люди вели тут свое хозяйство. Но сейчас пещеры пустовали, а в черных провалах поселились змеи и скорпионы размером с мужскую ладонь.
         Но пещера под самой вершиной горы не была брошена. Каменный выступ, перед ней напоминая балкон без перил, а светлячки в стеклянных банках, которые были расставлены вдоль каменных стен, были похожи на новогодние гирлянды.
На этом самом балконе без перил стоял черный Тибетский терьер. Ветер играл в его черной, жесткой шерсти. Ударял в нос тысячами разных запахов, словно стараясь сбить с толку, перепутать мысли. В янтарных глазах отражалось фиолетовое небо и ленивые, бело розовые облака, похожие на взбитый крем.
- Дик,  -  голос из пещеры заставил Тибетского терьера невольно вздрогнуть. Он знал, зачем зовет его хозяин, поэтому сразу повернулся к входу в пещеру и вытянул шею вперед. Тонкие руки опутали ее, застегивая на ней ручной работы ошейник с бляхой из железной пробки. Дик описал вокруг хозяина ленивую орбиту, словно маленькая планета вокруг светила. Светило, что-то бормоча, прятало в кармане мешковатой куртки бутылку поллитровки.
- Дик, принеси дичь. Дичь на завтрак…  - Хозяин затуманенным взглядом посмотрел на ярко красное солнце, которое устало закатывалось за горизонт, потер прокуренными пальцами давно не бритый подбородок и поправился:
- Дичь на ужин.  Ну, слышал? Бегом!  - Хозяин как-то неуклюже подпрыгнул и махнул рукой вперед, показывая собаке, куда нужно идти. Тибетский терьер осуждающим взглядом смотрел на сие пьяное чудо, и незаметно покачав головой, двинулся в сторону леса. Еще долго он слышал дурашливый голос его хозяина в ушах, и досадливо морщил нос, когда в памяти всплывало его физиономия с оттопыренными ушами и красным, как у деда Мороза носом.
Подушечки лап уже должны были привыкнуть к постоянным спускам с горы и подъемам на гору. Но снова, только недавно зажившие ссадины, полученные от острых камней, начинали кровоточить. Оставляя алые капельки на камнях, словно росуа на листьях. Боль (пронзала) резала не только подушечки лап, но и лапы, плечи, и половина живота, которая ныла не только из-за этого, но и больного желудка, а болезнь сия была заработана впоследствии совершенно не правильного питания. Некое филе убитого голубя на завтрак, На обед – что сможешь найти, или откопать, или добыть сам. А на ужин хочешь, не хочешь – грызешь кости. В противном случае останешься голодным до утра, до следующего филе голубя.
       Лес, куда и следовало идти Дику за "дичью на ужин", находился за Лихтенштейном. Вернее, почти упирался в него. И можно было заметить как пушистые ветки елей и дуба стучали в окна замка, отдаваясь эхом в толстых стеклах. Пойти в лес можно было двумя путями: Первый – через (владения)  столицу графа, тем самым укорачивая путь, но и делая очередной подкоп под забором, и, как  следствие, опять получить от дворника Сагвера метелкой по спине, или второй: более длинный, но зато не (Безболезненный)болезненный. (В последнее время Сагвер стал вкладывать в свой веник ветки боярышника. Шипы у боярышника длинной с мизинец ребенка, острые и крепкие, как сталь. Говорят, их можно использовать вместо граммофонных иголок. Если такие шипы, да еще и в метлу, и по спине…)
Дик уже было повернул на второй путь, но со двора столицы раздавался лай. Конечно! Равен снова разболтал кому-то некую новость, и теперь ее все обсуждают. Но, в этом есть что-то необычное… Тибетский терьер приподнял правое ухо. Собачий гул стоял невыносимый. Сквозь него пробивался недовольный гогот хозяев четвероногих животных. Собаки обсуждали новую весть с испугом, с жаром.
         Он чуть ли не галопом вбежал во двор и удивился зрелищу, которое предстало ред его янтарными очами. Равен, добрейшей души старик, сидел посреди всей кучи и гама и самодовольно улыбался, изредка поправляя галдеющую толпу собак, не давая им переключаться на какие-либо другие темы. А люди! А хозяева всего это сумасшедшего дома или закрывали уши руками и зажмуривались, словно им только что удалили зуб без наркоза, или пытались (но безуспешно) за ошейник оттащить их собаку домой, и как следует "промыть мозги, а то совсем от плеток и отбились".  Дик неземными усилиями сумел пробраться к старому бобтейлу и слегка тронул его лапой. Тот незамедлительно повернул к нему голову:
- Дик! Сколько лет, сколько зим!
- Если честно, мы не виделись, лишь три дня.
Равен досадно прищелкнул языком.
- Что все это значит?  - Дик кивнул мордой в сторону собачей толпы. Стоял невыносимый гул, приходилось чуть ли не орать, что бы собака, сидевшая бок в бок с тобой услышала твои слова.
- А что, собснно, не обычного в этом? – Было видно, что Равен донельзя гордиться слухом, который распустил.
- На сей раз ты распустил такую сплетню, что о ней будут говорить очень долго, я прав?
- Наполовину. Когда кто-нибудь хватится их искать, все снова встанет на круги своя.
Дик уперся янтарным взглядом в глаза Равена. Его грудь теребила нетерпеливая дрожь.
- Заинтриговало заинтриговал или заинтригован? - Равен самодовольно усмехнулся и лукаво посмотрел на Дика.
- Хотелось бы знать подробности.

- Рамире-эз!!!  - недалеко раздался громкий, певучий голос, которым взывала хозяйка Равена, Маргарита. Он перекрывал собачий лай, недовольные вопли хозяев, потому что в далеком прошлом Маргарита пела в опере. Но из-за того, что при высоких нотах она визжала так, что стекла разбивались в зале, ее отправили оттуда, к чертям собачим.
Маргарита стояла, уперев руки в боки, закинув кухонное полотенце на плечо, и ее русые волосы скрывались под безвкусной, леопардовой косынкой.  Услышав свое имя (которым его называли исключительно дома) Равен скрючил кислую мину.
- Тебя разве зовут? - Вполне искренне удивился Тибетский терьер.  Равен скептически приподняв правую бровь, ища в словах друга хоть капельку сарказма. Не найдя, Равен тихонько вздохнул.
- Меня, как ни странно.
- А почему Рамирез-то?  - Дик вскинул от удивления две свои черные брови вверх.
- А не хочу отвечать на этот вопрос… - буркнул "Рамирез", одновременно вспоминая свой статус уличного пса – балалаечника, неудачное детство у старушки – интеллигентки, которая чуть было не назвала Равена "Ромуальдом Де Бобиковичем" и проклиная неожиданное появление Маргариты. Наверное опять заставит следить за ее кузеном. Сие маленькое, толстенькое, и краснощекое создание ползает по полу, плачет как свора маленьких волчат и все порывается либо выдрать из Равенна клок шерсти, либо прокатится на нем, как на арабском скакуне с ветерком,  завалив бобтеила на пол своими сильными ручищами и карабкаясь на него, самодовольно хохоча. Не раз Равен легко покусывал его за локти, показывал зубы, рычал. Но каждый раз получал по боку плеткой из худеньких рук Маргариты и слышал строгие нотации. От этих нотаций болела голова и начинался приступ тошноты. Иной раз в голове Равена проносилась ироничная мысль: "В ближайшие пять лет умереть спокойно мне не дадут". Ибо кузен Маргариты с его родителями перебрались из деревни в столицу, со словами: "Интересно как живут местные в городе, кишащем политикой". Что именно политического было в их столице, Равен не знал. Его плавный ряд мыслей прервал очередной зов Маргариты.
- Чтоб ты подавилась…  - буркнул Равен. Дик взметнул на него укоризненный взгляд.
- Придется тебе искать другого, кто поделится с тобой новостью.
- Не волнуйся, мне не составит это проблемы.
- До скорого, Дик.
- До скорого, Рамирез!  - Дик прикрыл нос лапой, дабы Равен не заметил его улыбки. Тот лишь одарил его своим белоснежным оскалом, и двинулся к хозяйке. 

Проблема не из легких, расспросить хоть одну собаку о самой "горячей" новости в столице. Дик стоял, присматриваясь то к одному псу, то к другому. Все они, от мала до велика, были поглощены бурным обсуждением какого-то «нечто».  Дик направился к воротам, уже теряя надежду узнать о сплетне и чувствуя себя униженным для глубины души, как натолкнулся на длинноногую Афганскую Борзую.
- Здравия желаю.  – Поздоровался с ней Дик.
- И вам не хромать.  – Ответила Афганка.
- Вы случайно не в курсе местной новости?  - Дик даже не стал уточнять какой. Даже ежику захудалому было понятно, о какой новости идет речь.
- Случайно, в курсе.
- Могли бы просветить?
- А вы, что ли, не местный?  - Удивленно вскинула брови Афганская Борзая.
- К счастью, или наоборот, увы, нет.
- Что ж, могла бы я вас просветить, но неудобно как-то. Пойдемте что ли, ко мне домой. Угощу чем смогу.
- Да что вы, не стоит.  – Смутился Дик.
- Вы смеете спорить со мной? - Довольно серьезно спросила Афганка.
- Нет, что вы…
- Не терплю трусливых кобелей.  – Резко отрезала она.
Плечи Дика невольно передернулись. Его??! Оскорбили???!
Он медленно поднял на нее глаза. Он терпеть не мог больших собак. Именно собак, а не псов. Рядом с ними он выглядел коротышкой. Чуркой необтесанной. По крайней мере, таковым он себе казался. Хотя с таким же успехом, Дик мог бы задуматься и о том, что высокая дама рядом с ним выглядит похожей на одно из тех великих зданий-близнецов в Америке.
- Прошу вас…  - Афганка отступила на шаг, давая Тибетскому терьеру пройти вперед.
- Увольте, госпожа. Я ведь понятия не имею где находиться ваш дом.
Афганка промолчала. Дик злорадно подумал: "Съела" и двинулся вслед за ней, как маленький слоненок за своей мамой.

Гриндофф походил на пятнистого крокодила. Его взгляд был прикован к картине, которая висела на противоположной стене. На ней была изображена грузная дама, со щеками, словно два спелых помидора и алыми губами. На ее полное тело было натянуто черное платье, на четыре размера меньше чем ее настоящий размер. Макс представил себе, как пыхтели и потели слуги, натягивая на этот кусок докторской колбасы черное платьице мисс Люси  - (ее 15-летней племянницы, сама же дама представляла собой мать графини Вадуца).
        Стражники жестоко перекрестили своими топорами выход Максу на улицу. И теперь он, бедный и несчастный, лежал на своем коврике молча, страдая  от неправосудия.
Словно гром среди ясного неба, над его головой послышалось чуть слышное кряканье. Макс резко поднял голову. Его взгляд встретился с взглядом Бостона-терьера. Макс хотел провалиться сквозь землю.
- Новость, которая еще вилами по воде была  писана, поглотила уже всю столицу.
- Граф…
- Будем надеяться, что Знахарке не понадобится идти за лечебными травами в ближайшие пять часов, и она не услышит столь громкого гавканья, которое сможет перевести на немецкий за три секунды.
- Но…
- Равена на улице не оказалось, что очень странно. Интересно, кто проболтался собачьему народу о нашем с тобой секрете?
- Но вы…
- Неужели я?  - граф скорчил на своем лице гримасу удивления. Макс который раз подивился, как граф может высказывать самым простым действием все свои эмоции. Настоящий актер.
Ведь тебя, Макс, не пускают на улицу.-
- Да, я…
- Я не хочу ничего слышать. Мне обидно, что ты не сдержал своих слов. И это, хочу отметить, не в первый раз. Я уже обдумал твое наказание. Ты сам, лично, будешь искать Бедлингтонов, и их похитителей. Люди еще не скоро хватятся, а собаки уже и нюхом и духом в этом деле.
И он двинулся дальше. Макс грустно грузно опустил голову на свою подстилку. Душа трепыхалась в теле от волнения, словно птица в клетке. Секунду! Граф сказал, что Равена не было на улице… Куда делся этот старый сплетник?? Макс немедленно вскочил, и понесся в сторону выхода из замка. Опять двое стражников глянули на него, как на надоедливую муху, и махнули в его сторону рукой, словно правда отгоняя некую летающую букашку. Макс выпятил нижнюю губу, и деловито направился вглубь замка. Только зайдя за поворот, где стражники не могли разглядеть этого хитреца, Макс вихрем побежал в поисках открытого окна.

- Когда я была маленькой, мне подарили желтый мяч. Я так любила с ним играть! Потому что на нем был изображен цыпленок! Я так люблю цыплят! У нас дома есть наседка, и она постоянно несет яйца. Я до сих пор и играю. Не с наседкой, конечно. А с мячиком. Он такой весь желтенький, с цыпленком! Мне его подарили, когда я маленькая была! А сейчас я выросла, но все равно играю с мячиком! Это мой любимый мячик! Потому что больше мячиков у меня нет!
- Класс… - лениво отозвался Дик, делая четвертый круг по загону с козами у дома Афганской Борзой.
- А у моей сестры, но она сейчас живет не со мной, а у сестры бабушки мамы мужа моей хозяйки. Дак вот у нее есть…Резиновая кость! В нашей столице так тяжело достать резиновую кость! У моей сестры резиновая кость простая, белая. А я бы хотела, чтобы кость была…
- Желтая, с цыпленком?
- Как ты угадал???  - Удивилась Афганка.  – Ты что, умеешь читать мысли?
- Ну… это мое хобби.
- Правда?  - обрадовалась Афганка.  – Тогда скажи мне, когда я была маленькая, какую вещь мне подарили?
- Тебе подарили желтый мяч с цыпленком.
- Верно,  – проговорила потрясенная Афганка.
- А твоя сестра живет не с тобой, а с сестрой бабушки мамы мужа твоей хозяйки. И у нее есть простая, белая, резиновая кость!
- Подожди… У сестры бабушки есть резиновая кость?
- У сестры бабушки, может, есть резиновая трость, а не кость! А кость есть у твоей сестры!
- Все правильно!  - выдохнула Афганка.
- Конечно! Ведь я умею читать мысли! Только я не совсем понимаю, зачем мы ходим вокруг коз уже 40 минут без остановки, ведь ты хотела рассказать мне, что за новость потрясла всех собачьих жителей столицы!
- Стой, какая новость?
- Стою. А новость – которую рассказал Равен на площади!
- Какой такой Равен?
- А Где здесь выход?  - вопросом на вопрос спросил Дик.
- Вон там…  - промямлила Афганка.
- Отлично! До свиданья! 
- Стой, ты куда?
- От вас подальше!
- Ты боишься коз?  - выпучила глаза Афганка.
Дик лишь закатил глаза в немом ужасе. Везет же ему на таких вот, чуть-чуть со сдвигом крыши!

Равен проследовал за Маргаритой. В пути он мысленно перебрал все знакомые ему игры малыша, и к каждой из них подобрал подходящую боль на его теле. Он уже заранее подготовился к встрече – вдруг захромал на все лапы, да и что-то глаза заслезились…
Но все его неожиданные "боли" пропали сразу, после захода в дом – маленькую избушку, построенную из гладких, дубовых бревен. Только курьих ножек не хватало избушке, чтоб выглядеть полной копией знаменитого пристанища бабы Яги.
Равен замер на месте, которое оказалось на пороге, и даже приоткрыл рот, что несвойственно собаке. Он увидел "нечто", что заставило потерять его дар лая. У одной из стен, в синих мешках горами валялись золотые кольца! Первые мысли Равенна были без тени сомнения обращены к кольцам, про которые рассказывал ему Макс. Но чуть придя в себя, он начал мыслить здраво. Ну, зачем Маргарите кольца каких-то бандитов? Но тут, же он начал мыслить совершенно по другому. Секунду.. кольца.. У Маргариты!!! Значит она с ними за одно!? Неет… Глупости! А если, а вдруг, а так, а сяк…

Вернула на землю Равена плетка. Легкий удар заставил его мысли разлететься на тысячи километров от места их обдумывания, и разделится на маленькие кусочки. Равен крепко зажмурился, выдохнул и прошел к своему тюфяку. Из соседней комнаты послышался крик маленького ребенка. С мыслью "Когда убьют Равена?" старый бобтейл уснул.

0